|
Рита Борисівна Русинова
працювала у 50-70х рр. Від її уроків учні були в захваті, навіть присвячували їй свої вірші.
В 1947 Руссинова Р.Б. и Чернявская Ю.И. пришли в 77-ю школу. С этого времени и началась её работа в школе учителем русского языка и литературы. До 50-х г.г. школа была мужская, потом пришли в школу девочки. Ребята быстро подружились. Учителя проводили большую работу в школе. Было проведено много интересных вечеров, конкурсов, КВНов. Самый любимый и наиболее запомнившийся – выпуск 1964 г.
Из воспоминаний Бирюковой Елены Всеволодовны (выпуск 1965) о Руссинове Рите Борисовне.
Её уроки поначалу для нас были сущей мукой. Ей всё казалось «не так»: мы, в наши 13-14 лет, - слишком инфантильными, программа – малоёмкой, учебники – сухими и никчемными.
Пересказ учебника был ей не нужен. Мы готовили устные сообщения, которые у Риты Борисовны всегда было чем дополнить. Она знала очень много и этим побуждала нас к знаниям. Во время уроков русского языка на доске писали не только предложения, а высокохудожественные образцы. Кроме грамматики, лексики и стилистики нас учили оценивать прелесть и ёмкость родного языка.
На уроках литературы многие первое время боялись оторвать глаза от парты, мы никли под огнём «Почему? Зачем? Как?» нашей Риты Борисовны. Ответов на них в учебниках часто не бывало, а «айсберг» поэтической и писательской мысли и логики, сами мы ещё долго не могли обнаружить. Так Рита Борисовна вынуждала нас наблюдать жизнь, сравнивать, оценивать. Зачастую мы должны были верить ей «на слово», настраивая свои души по её «камертону», подобно музыкантам оркестра.
Она сумела «заразить» нас всех без исключения своим видением мира, искусства, за что по прошествии многих лет мы были ей очень благодарны.
Те, кто быстрее воспринимал новые подходы, становились явно любимыми. С ними Рита Борисовна советовалась, беседовала, спорила взахлёб, давала темы для рефератов по новому материалу. Других слушала, делала некоторые замечания и сухо отпускала «на покой». Самое интересное, что это было обидно. Ведь все мы, взрослея, хотели, чтобы нас принимали всерьёз, слушали и возражали нам, соглашались с нашим мнением. Но без «базы», без серьезных аргументов единоборства не получалось. И вот постепенно стали искать и думать, осмысливать своё отношение к героям, «влезать в их шкуру», приобщаться к «системе отсчёта авторов». Между нами и Ритой Борисовной возникало особое доверие, позволяющее многим высказывать в своих сочинениях очень личное и сокровенное, смыкавшееся с темой. Так искренне писали именно ей. И она доверяла нам, а её доверие окрыляло, постоянно будоражило, будило совесть, требовало выполнения «на отлично».
Рита Брисовна, как и наш историк Мария Львовна, постоянно присутствовала в школе. Даже, когда её там не было. Делая что-либо в рамках школы, мы как бы озирались на них, хотя их роль сводилась к роли «камертона».
Как сейчас вижу Риту Борисовну – крепкую, фигуристую, элегантную, в строго облегающем сиренево-розовом шерстяном платье с карманами на бёдрах. Голова горделиво посажена на стройной шее, поза уверенная. Лицо очень подвижное, нос с горбинкой, будто у хищно настороженной птицы и жаркие тёмно-карие чуть на выкате глаза, всматривающиеся в сегодняшние лица.
На выпускном вечере в 1965 году Рите Борисовне должны были вручить медаль со словами:
«Много радости и обид
Разделили мы вместе с Вами,
Если больно касались сердца – простите!
Разве можно обидеть маму?!»
Медаль была шоколадная и её случайно кто-то съел.
|
